В начале двухмесячных опытов состояние собак, несмотря на многие индивидуальные отклонения, изменялось по закономерностям, отмеченным при 20-суточных экспериментах.

Вегетативные показатели в этих опытах в большинстве случаев измерялись днем (с 9 до 17 час), что позволяло говорить о среднедневных показателях этих величин. Было установлено, что после 20 суток опытов изменения частоты пульса были незначительными. Частота дыхания собак вначале существенно изменялась, а затем стабилизировалась. Температура тела изменялась в пределах сотых и десятых долей градуса. В последней трети экспериментов у собак Тайги, Бурана и Луча наблюдались изменения периодики пульса, дыхания и температуры.

Пять собак получали обычную пищу в мисках или с помощью автомата, общий вес рациона был 200 г. Четыре кормились специальной пищей. В состав их рациона входили диетически совместимые, высококачественные пищевые продукты и вода, общий вес пищи — 600 г.

Начиная с 35-х суток, аппетит собак ухудшался; они съедали 30–45% дневной нормы, запах пищи переставал вызывать ориентировочные рефлексы, облизывание, после 40-х суток поедаемость пищи снижалась еще более. После 50-х суток плохо ели все собаки.

Вес животных во время длительных опытов вначале изменялся незначительно, а его колебания были разнонаправленными. После 30-х суток он уменьшился (на 0,30 кг) у четырех собак; у двух увеличился на 0,20 кг, у одной не изменился. Затем все собаки стали худеть. На 45-е сутки уменьшение веса в среднем составляло 0,29 кг, а на 59-е сутки — 0,43 кг, что для 6–9 килограммовых собачек означало значительное похудение. Особенно значительным оно было у весьма подвижных животных с рядом невротических признаков.

До 20–22-х суток процессы выделения собак по своему характеру напоминали таковые при тренировке по второму способу. Вначале наблюдалась ишурия, олигоурезис, однако затем, начиная с 3–5-х суток у одних собак и с 10-х у других, ритм выделительных процессов относительно нормализовался. В 67% суток животные выделяли мочу не менее трех раз и, следовательно, только в 33% суток ритм мочеиспусканий был нарушен. Хуже обстояло дело с дефекацией: она наблюдалась в 59% суток и ее не было в 41% суток; иногда животные не испражнялись два-три дня подряд. Были и такие собаки (Сильва и Ласка), у которых после переходного периода ритм выделений не нарушался.

С 20-х до 30–40-х суток опытов сутки с ненормальным ритмом выделений стали регистрироваться снова. Ритм оказывался нарушенным почти каждые 2-е сутки (в 48% суток). Значит, в этот период экспериментов процент нарушений был много больше, чем в период нормализации. Редко наблюдалась ишурия, чаще — олигоурезис, у одного животного (Бурана) — палакиурия. Менее всего ритм выделительных процессов нарушался у Ласки, у Сильвы неблагоприятные изменения в выделительной системе регистрировались в виде двухразового олигоурезиса.

От 30-х до 50-х суток число суток с неправильным ритмом актов выделения составляло 43%, а с 50-х до 65-х суток — 25%.

Эти данные позволяют сделать заключение о том, что мочеиспускание и дефекация протекали наиболее нормально в первой трети двухмесячных экспериментов, затем наблюдалось их сокращение в среднем примерно в 1,4 раза, а у отдельных животных — значительно больше. Минимальное число суток с нарушениями в период от 50-х до 60-х суток объяснялось тем, что к этому периоду были прекращены опыты со многими животными, у которых наблюдались выраженные нарушения функций выделений.

Особенно значительно была нарушена дефекация, ее задержки длились 2–3, а в конце двухмесячных опытов иногда 5–6 суток.

Из литературы известно, что при длительной гиподинамии появляется общая стрессовая реакция и, в частности, нарушение секреторной функции желудочно-кишечного тракта, эндокринные сдвиги и т. д. По данным И.Г. Красных и Л.А. Тютиной (1973), изучавших моторно-эвакуаторную функцию желудочно-кишечного тракта с помощью серийной рентгенографии, уже 15-суточное пребывание животных в условиях малой подвижности приводило к задержке опорожнения желудка: фиксировались спазмы привратника, ослабление перистальтики, дистрофия и гипотония тонкой и толстой кишок.

Позные состояния, движения и голосовые реакции при удлинении опытов были чрезвычайно разнообразны и в большей степени, чем любые другие функции, носили на себе отпечаток индивидуальных особенностей отдельных животных. В первые 20 суток поведение изменялось в соответствии с закономерностями, выявленными выше: возникало двигательное беспокойство, затаивание, вырабатывались компенсаторные двигательные реакции, адекватные позные состояния. Умеренно подвижные и подвижные собаки становились спокойнее. Малоподвижные начинали двигаться больше и т. д. Исчезла общая нервозность животных.

После 20-х суток двигательное состояние собак существенно не изменялось и только у двух из них наблюдались отклонения. Малоподвижная собака Пурга стала двигаться значительно больше. Собака Буран двигалась возбужденно в одни периоды и становилась неактивной — в другие: лежала и сидела в расслабленных позах, почти не реагируя на воздействия внешней обстановки. В дальнейшем у большинства животных по мере удлинения экспериментов наблюдалось сокращение числа движений и большая их вялость, а после 30 дней резко уменьшилось число компенсаторных движений. Исключение составляла одна собака (Буран), продолжающая возбужденно двигаться в одни периоды и становящаяся неактивной — в другие. С 40-х суток опыты с ней пришлось прекратить из-за палакиурезиса, как и с собакой Тосной во время изучения тренировки по второму способу.

Изменения в количестве двигательных реакций на протяжении двухмесячных опытов показаны в табл. 14. От 20-х до 30-х суток отмечалось большое число пассивных голосовых реакций в виде скуления, были зарегистрированы случаи воя (у Тундры и Луча). Количество активных звуков голосовых реакций, наоборот, уменьшалось, на протяжении 26, 28 и 30-х суток собаки издавали звуки в среднем около 3 час, 2 час. и 10 мин. (соответственно), скулили и 30 мин. лаяли и визжали. Второй месяц пребывания собак в условиях опыта характеризовался еще большим увеличением звуковых реакций. В период от 35-х до 45-х суток голосовые реакции в виде скуления стали появляться у всех животных, кроме Ласки и Сильвы. У Пурги и Бурана несколько раз регистрировались стоны. Одновременно с увеличением числа пассивных звуков увеличивалась их многокомпонентность и чаще встречался феномен вслушивания в собственные голосовые звуки.

Из активных звуковых реакций особенное развитие получило рычание. Оно регистрировалось у четырех из семи собак, вначале оно носило беззлобный характер: к рычащему животному можно было подойти, просунуть руку в кабину, погладить. Однако затем у двух собак (Тундры и Луча) рычание стало сопровождаться агрессивностью, усугублявшейся по мере увеличения длительности опытов, и затем — злобностью.

Лай собак по мере увеличения длительности эксперимента становился угрожающим и, наоборот, лай приманивающий, с включением радостных оттенков стал регистрироваться редко (их соотношение у Пурги на 31-е сутки — 8:3; у Тайги на 34-е сутки — 9:4; у Бурана на 39-е сутки — 7:2 и т. д.).

В период 60–65-х суток тенденция к развитию пассивных голосовых рефлексов продолжала увеличиваться. Появилось скуление у Ласки — животного с нормальным функционированием многих других систем организма, со спокойным поведением. Возникнув в период 54-х суток, оно стало быстро развиваться (на 59-е сутки собака скулила 3,1 час, на 64-е — 5,8 час). В 65-е сутки начала скулить и другая собака — Сильва.

После 35 дней пребывания в эксперименте при пробе с гвоздями у некоторых животных частота пульса и число дыхательных движений возрастали по сравнению с нормой в среднем на 22 удара в минуту и на три цикла дыхательных движений, появлялись значительные задержки дыхания. Животные приходили в возбуждение, рычали на доску, скулили. Только у Сильвы и Ласки реакции значительно не изменялись, что свидетельствовало о хорошем эмоциональном состоянии. При пробе на высоту некоторые животные вели себя более скованно, чем на 12–14-е сутки опыта, другие, наоборот, — менее. Значительное ухудшение всех реакций отмечалось у Бурана и Пурги. Боязнь упасть и другие признаки (скольжение лап, неудобные позы, отсутствие попыток их смены, частые потери равновесия и т. д.) заставляли предполагать нарушение у этих собак координации движений.

После 50-х суток доска с гвоздями и высота в основном вызывали менее значительное ухудшение состояния. Пульс увеличивался по сравнению с исходным в среднем на 15 ударов в минуту. Однако некоторые моменты поведения при этой пробе свидетельствовали о еще большем ухудшении координации движений и обеднении эмоционального состояния. У Сильвы и Ласки, хорошо проявлявших себя в кабине, пульс и поведение на высоте и при воздействии гвоздями изменялись относительно мало (пульс — на 10 ударов в минуту). При пробе с физической нагрузкой на 45-е сутки отмечалось ухудшение многих реакций: пульс в среднем учащался на 33 удара, груз удерживался в течение 10 мин. 30 сек., собаки делали попытки двигаться, скулили, выли, т. е. обнаруживали при пробах значительное беспокойство.

При действии неприятных запахов пульс повышался на 34 удара в минуту. Сильно изменялось поведение животных: вместо спокойного реагирования на воронку, через которую поступал запах, собаки энергично крутили головой, лаяли на воронку, жалобно скулили. Неожиданными были реакции на запах и вид колбасы. Если на 20-е сутки запах колбасы вызывал замедление пульса и активное стремление к пищевым раздражителям (животные совали мордочку в воронку, махали хвостом), то на 50-е сутки запах колбасы действовал примерно так же, как запах тимола и аммиака: собаки отворачивались от воронки, отодвигали ее лапой, забивались в угол, упорно отказывались есть (рис. 20, 21). У шести из десяти животных появилась злобность, которая свидетельствовала о существенных сдвигах в нервной системе собак. Собака Степь сделала попытку покусать персонал, обслуживающий опыт, а Луч покусала на 47-е сутки опыта лаборанта в момент, когда он ставил ей еду.

Анализ полученных данных показал качественные изменения в состоянии собак по трем периодам экспериментов.

Первая треть двухмесячных опытов характеризовалась улучшением состояния и поведения собак. Такое улучшение, несмотря на различные колебания, связанные с индивидуальными реакциями, наблюдалось в функционировании пищевой и выделительной систем, нервной системы и нормализации поведения. Можно было думать, что в ходе дальнейших опытов число неблагоприятных сдвигов уменьшится и в результате будет достигнута высокая степень адаптации животных. Однако этого не произошло.

Во второй трети опытов от 20-х до 35–40-х суток состояние и поведение собак не ухудшалось и не улучшалось, а в последней трети опытов (с 40-х суток) общее состояние собак снова ухудшилось. С тремя животными пришлось прекратить опыты из-за палакиурезиса и появления срывов в нервной деятельности. У двух собак, в состоянии которых долго не регистрировалось отклонений от нормы, стали возникать заметные признаки ухудшения психического состояния. Значительно сократились, а у многих собак исчезли совсем реакции, компенсирующие недостаток двигательной активности. Из активных звуков в основном регистрировалось рычание, которое можно было рассматривать как результат развития тех неблагоприятных сдвигов в нервной системе, которые приводят к озлоблению. Вместо радостного лая приманивающей формы и визга регистрировалось скуление — реакция, сопровождающая развитые виды угнетенного состояния.

Все это позволяло сделать вывод о невозможности достигнуть не только в двухмесячный, но и в больший срок полной адаптации организма и психики собак к условиям маленькой кабины.

Известно, что собаки произошли от волков (Гептнер, Наумов, 1972; Фабри, 1970) или шакалов (Лоренц, 1970), покрывающих в погоне за добычей огромные пространства. Длительное существование собак рядом с человеком и использование их для охоты также связано с большими и продолжительными двигательными усилиями. Это позволяло предположить, что пребывание в маленькой камере животных, эволюция которых связана со значительной двигательной активностью, противоестественно для них. Очевидно, собаки могут, и то в относительной степени, приспособиться к такому типу жизнедеятельности только на небольшой срок. Выше было показано, что в начале опытов основной причиной появления неблагоприятных признаков жизнедеятельности в кабине были нарушения в выделительной системе. Они возникали в 1-е сутки экспериментов и определяли собой сдвиги во многих других функциях.

Данные двухмесячных опытов заставляют думать, что ухудшение состояния животных, развивающееся в период после 20–25-х суток, зависело в основном от изменения нервных и психических реакций. Изменения этих факторов нарастали на протяжении всего опыта, тогда как нарушения функций выделительной и других систем после 20-х суток регистрировались примерно в одних и тех же пределах.

Выше при анализе материалов 20-суточных опытов было доказано, что основным фактором, определяющим расстройство во время пребывания в кабине ряда функций и в том числе процессов выделений, было развивавшееся в этих условиях ухудшение функционального состояния нервной системы. Об этом же говорили материалы, полученные в серии двухмесячных экспериментов. Нарушения высшей нервной деятельности и поведения собак обнаруживали многие черты, характерные для значительного снижения активного тормозного процесса ослабления и даже истощения возбудительного. Начиная с 20–35-х суток, отчетливо прослеживалось существенное ухудшение психического состояния. В менее выраженной форме такое явление регистрировалось у собак также и в 20-суточных опытах. Однако там оно то возникало, то исчезало. Во время двухмесячных экспериментов нарушения психических реакций носили стойкий характер.

Ухудшенное и угнетенное психическое состояние характеризовало всех собак, включая и то животное, у которого других нарушений не было. С удлинением опытов ухудшение психического состояния животных не проходило, а, наоборот, укреплялось, что позволяло сделать вывод о типичности этого явления. Несомненно, что изменение психического состояния отражало определенные сдвиги в реакциях центральной нервной системы.

Таким образом, материалы двухмесячных опытов показали нецелесообразность длительных тренировок животных. Оптимальным сроком пребывания собак в кабине являлся срок в 15–20 суток.

Тип двигательного поведения собак, условно названный возбужденным, характеризовался большим количеством интенсивных движений. Животные в час по данным актограммы производили более 90 движений относительно резких форм, о чем свидетельствовала средняя их амплитуда, равная 9 мм и более. Действия животных возникали в ответ на внешние раздражители и часто носили форму гипертрофированных двигательных рефлексов, при которых в ответ на слабые или средние раздражители собаки отвечали движениями большой интенсивности. В условиях кабины возбужденность также проявлялась в виде интенсивных движений компенсаторного характера. У здоровых собак тип такого поведения не вызывал выраженных форм усталости (смена интенсивных движений расслабленными позами регистрировалась относительно редко).

О вялом типе поведения можно было говорить в тех случаях, когда собаки за час производили относительно мало движений (40 и меньше). Темп двигательных реакций и средняя их амплитуда (менее 4 мм) были небольшими, в ответ на раздражители средней силы они отвечали, как на раздражители слабой.

В разные часы суток, дни и периоды экспериментов и, очевидно, по разным причинам одни и те же собаки в двигательном отношении вели себя иногда возбужденно, иногда вяло и во многих случаях спокойно. Ласка и Клязьма, например, — спокойно и возбужденно, Тайга — спокойно, вяло, возбужденно и т. д. Ряду животных был также свойствен определенный тип двигательного поведения: Зиме, Метели, Лисичке, Оке, Шерне, Сильве и др. — спокойный; Печере, Волхову, Ветерку — возбужденный; Гильде, Линде, Тьме — вялый (см. табл. 8, 13, 14).

Характеристика двигательного поведения собак часто не соответствовала характеристике издания звуков. Многие собаки со спокойным двигательным поведением часто и продолжительно скулили или лаяли. Животные, проявлявшие двигательную возбужденность, иногда, наоборот, не издавали звуков и т. д.

Следовало также отметить, что патологические формы поведения собак оказывались связанными с типами двигательного поведения, так как у одних животных развивались патологические формы возбужденности (у Тосны, Бурана), у других — вялости (у Ночки, Пурги).